Опять весна… Во дворе ухоженного дома, где живут супруги Петр Петрович и Людмила Даниловна Белян, – просторная крытая веранда, рядом с ней – палисадник, в котором выпускают оранжевые бутоны весенние цветы «рябчики»…
Эта усадьба и этот дом на улице Северной в Антополе появились вскоре после их свадьбы. Правда, изначально здесь не было ни вымощенного тротуарной плиткой двора с современной верандой, ни других удобств. Но у Петра Петровича были силы и было здоровье, чтобы заботливо и по-хозяйски обустраивать свое семейное гнездышко и мечтать о добром и благополучном будущем. Но наступил апрель 1986 года, когда произошла авария на Чернобыльской атомной станции. Беда случилась за сотни километров от Антополя, но оказалась судьбоносной для многих его жителей. И потому, что ветер тогда дул в сторону Беларуси, неся на нашу землю смертоносное облако, которое проливалось вместе с дождем, распространялось вместе с пылью, из-за чего впоследствии Антополь и некоторые окрестные деревни оказались в зоне радиоактивного загрязнения, и потому, что многие специалисты из нашей местности в то время поэтапно пополняли ряды армейских «резервистов» и были отправлены в загрязненную зону для ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. В числе других там оказался и Петр Петрович Белян: в августе 1987 года он отметил свое 30-летие, а в сентябре получил повестку в военкомат на сборы…
– В свое время я окончил радиотехническое училище и, отслужив в армии, через некоторое время устроился работать на РУЭС электромонтером – обслуживал телефонные линии и радиоточки в Антополе и шести близлежащих деревнях. Женился, дом с супругой поставили, дочка у нас родилась. Когда уезжал в чернобыльскую зону, нашей Танюше было всего 9 месяцев, – вспоминает П.П. Белян.
– Из военкомата меня доставили в Пинск, где находился сборный пункт. А оттуда на комфортабельном «Икарусе» нас большой группой отправили в Минск. На окраине города располагалась химчасть, где всех переодели в военную форму и повезли к поезду на Гомель, а оттуда – в райцентр Ветка под границей с Россией. Поселились мы в здании бывшего детского садика, где стояли двухъярусные кровати… Все коммуникации к тому времени уже были обрезаны, поэтому с наступлением холодов жить там стало невозможно. И в ноябре нас переправили в поселок Рудаково вблизи города Хойники. Там были оборудованы новенькие ангары, где находилась опергруппа, санчасть и другие службы. В Рудаково мы остались на зимовку и продолжили работу, – рассказывает Петр Петрович.
Привыкнуть к тем реалиям, как отмечает мой собеседник, было сложно. И физически, и морально. С первых дней он чувствовал, что какая-то тяжесть постоянно давит на уши, першит в горле. Еще труднее было привыкнуть к виду «мертвой» зоны, где вместо деревень остались разрушенные, одичавшие без хозяев дома и усадьбы.
– Все это казалось какими-то декорациями и поверить, что это стало реальностью, было трудно. Мы не видели опасности, но то, что нельзя было есть вызревшие в бесхозных садах яблоки, нельзя было отдыхать на здешней траве, потому что это было отравлено радиацией, сильно угнетало… Нас окружала очень красивая природа. Правда, сосновый лес в тех местах почти весь порыжел, что тоже было совсем неестественно, и нагоняло тоску и тревогу…
Мы разбирали бесхозные дома и другие постройки в загрязненной зоне, вывозили все это в поле, где делали могильники-котлованы, и засыпали песком. В Рудаково стояло несколько дивизий, и мы были как бы дежурные на атомной станции – знали: если там что-то полыхнет снова, нас отправят туда в числе первых, – говорит ликвидатор аварии на ЧАЭС П.П. Белян.
Но страха, как отмечает Петр Петрович, не было. По крайней мере, никто из его сослуживцев не говорил об этом. Надо было делать – и делали. И для большинства это было как работа, за которую по тем временам неплохо платили: кроме зарплаты по основному месту трудоустройства, работающие в загрязненной зоне ликвидаторы ежемесячно получали еще порядка 100 рублей командировочных, которые в тех условиях тратить было негде…
За полгода пребывания в чернобыльской зоне моему собеседнику предоставили один небольшой отпуск, когда он мог приехать в Антополь и навестить родных, привезя домой саквояж конфет, которые здесь были дефицитом. А потом снова вернулся в свою воинскую часть, хотя чувствовал, что состояние его здоровья ухудшается. Появилась постоянная тошнота, проблемы с желудком, с печенью. Беляна отправили в Гомель, в военный госпиталь. После лечения он снова вернулся в Рудаково, где дислоцировалась их часть, а в марте 1988 года его полугодовая командировка в радиационную зону завершилась.
Как вспоминает Петр Петрович, домой он вернулся больным и разбитым. И очень долго выходил из этого состояния.
– Мне моя мама с женой целый год еду на пару готовили – ничего другого организм не переваривал. И психологически я долго выходил из стрессового состояния. Все не мог принять реальность произошедшего: что то, чем мы дышим, что едим, в один миг может стать опасным для жизни, – признается ликвидатор аварии на ЧАЭС П.П. Белян.
Но со временем работа и домашние заботы вернули его в нормальное состояние – нужно было благоустраивать дом, поднимать на ноги старшую дочь Танюшу, а потом появилась еще и младшая, Катюша… Жизнь постепенно входила в нормальное русло. Дети росли, появились внуки… И свое 60-летие Петр Петрович отметил в нормальном состоянии. А месяца через два его здоровье резко ухудшилось. И начались мытарства по больницам. Сначала появились проблемы в работе почек. Сделали операцию. Лечили большими дозами антибиотиков, после чего он сильно похудел, потому что «на еду смотреть не мог». Далее обострились боли в спине. Они были такими сильными, что время между обезболивающими уколами тянулось мучительно долго.
– Мне поставили диагноз «остеомиелит позвоночника» и запретили подниматься. Хирург сказал: «Если встанешь – переломаешься. Но если будешь придерживаться моих рекомендаций – со временем поставлю тебя на ноги». Так что несколько месяцев я вообще не поднимался, и все заботы по уходу за мной легли на руки жены, – рассказывает П.П. Белян.
А потом Петр Петрович снова попал в больницу. Кроме основных хворей перенес коронавирус. И, как следствие – усложнилась работа желудочно-кишечного тракта, появилась аллергия, начал терять вес, и заметил, что сильно стали выпадать волосы…Но самое страшное – что его почки почти перестали работать самостоятельно. И теперь в жизненном графике моего собеседника добавился еще один постоянный маршрут – в райбольницу.
Сейчас Петр Петрович Белян – имеет инвалидность, и значительную часть своего времени он проводит в больницах. И хотя прямая связь между его нынешним состоянием и ликвидацией последствий аварии на ЧАЭС документально не подтверждается, ему это и не нужно. Для него теперь главное – научиться жить с этими недугами.
А в остальном, по словам моего собеседника, жизнь сложилась нормально. Дочери выросли, радуют внуки: у старшей Тани, которая живет в Бресте, – Матвей и Ксения, младшая Екатерина после окончания института иностранных языков осталась в Минске, в ее семье растет девочка Ева. И работалось, как говорит П.П. Белян, ему с удовольствием – на пенсию он вышел в 2018 году, и всего в электросвязи у него «собралось без двух недель 43 года стажа».
Многое успел Петр Петрович, только здоровье сильно пошатнулось. «На улице – весна, а прежних сил работать на земле, на своем хозяйстве, уже нет»,– сокрушается ликвидатор аварии на ЧАЭС. Ее последствия настигли моего собеседника через 30 с лишним лет после той техногенной катастрофы. И, наверное, они будут преследовать людей еще многие годы, напоминая о себе непредвиденными болезнями, подрывая и разрушая здоровье, а вместе с ним – и многие надежды.
Но Петр Петрович с оптимизмом смотрит в будущее, живет в ожидании майских праздников, среди которых и его профессиональный – День работников связи, и радуется, что встретил свою 64-ю весну… Ведь многих из тех, с кем он провел полгода, живя и работая в загрязненной радионуклидами чернобыльской зоне, – уже нет на этой земле…
Галина ШАФРАН
Фото автора и из архива ликвидатора аварии на ЧАЭС П.П. Беляна
