1 сентября мировое сообщество будет вспоминать одну из самых трагических дат в истории человечества – 80-летие начала Второй мировой войны.
До сих пор и ученые-историки, и политики, и скромные обыватели задаются вопросом: как человечество могло допустить такую кровавую трагедию? В предвоенное время европейцы в большинстве своем были убеждены в незыблемости устоев своей цивилизации. И хотя к весне 1939 года нацистская Германия оккупировала Австрию и Чехословакию, в политических кругах ведущих стран демократии бытовало мнение, что обе страны, захваченные гитлеровскими войсками, станут тем жертвенным агнцем, который спасет Европу и весь мир от войны.
Правящая элита Запада уверяла свои народы в прочности существующего миропорядка и в надежной защите от любых военных угроз.
Но вопреки всем разумным законам бытия мир катился к глобальной катастрофе: дальнейшая перекройка европейских границ становилась неизбежной. В такой ситуации правительства и лидеры ведущих стран выбирали свою стратегию, которая, как им казалось, могла бы уберечь именно их народ от вооруженного столкновения с Германией. Современная оценка их действий и внешнеполитических планов часто диаметрально противоположна, и поэтому трансформировалась в одну из самых острых проблем истории XX века.
Я приведу лишь некоторые суждения и точки зрения по проблеме начала Второй мировой войны. Так, в западноевропейской и американской (США, Канада) историографии преобладает мнение, что наращивание военного потенциала Советского Союза и война с Финляндией (Зимняя война 1939-1940 годов) заставили правительства Великобритании и Франции с осторожностью подходить к вопросу о союзничестве с СССР, особенно в части прямых обязательств. Таким образом, именно «агрессивная политика Советов, их нежелание следовать традициям дипломатии препятствовали созданию коалиции сильнейших стран Европы против гитлеровской Германии и ее союзников».
Советским историкам и историкам постсоветского периода основная причина разногласий и того, что коллективное противодействие Германии не сложилось, видится в двуличии западноевропейских правительств, которые стремились втянуть Гитлера в войну на Востоке, в конечном итоге – против СССР, и тем самым обезопасить себя. Все предложения советской стороны о конкретных обязательствах (прежде всего – начать военные действия против страны, развернувшей военную агрессию против одной из стран, подписавших договор) были отклонены либо их обсуждение затягивалось.
В этих условиях советское правительство и И.В. Сталин согласились подписать с фашистской Германией договор о дружбе и ненападении – известный в истории как пакт Молотова – Риббентропа. Подписанный 23 августа 1939 года договор содержал секретное приложение о разделе сфер влияния, в котором были определены приоритеты внешнеполитических устремлений СССР на землях Западной Белоруссии и Западной Украины, а Германии – на исконных землях Польши.
И.В. Сталин считал, что договор даст время для перевооружения Красной Армии, а в случае нападения на Польшу Гитлер будет вовлечен в затяжную войну, так как поляки имели прямые союзнические обязательства с Англией и Францией.
Многие рассекреченные в наши дни архивные документы свидетельствуют о том, что советское правительство не было заинтересовано в разгроме Польши, и уж тем более – в быстром ее разгроме и захвате территории сопредельного государства немецкими войсками, так как это создавало прямую угрозу на границе СССР. По этой причине неоднократно откладывалось выдвижение Красной Армии в Западную Беларусь и Западную Украину. «Может, поляки выстоят», – высказывал предположение Сталин в беседе с наркомом обороны СССР К.В. Ворошиловым в начале сентября 1939 года.
И лишь когда основные силы польских армий были разбиты, когда всем стало понятно, что Польского государства больше нет – правительство бежало, когда англичане и французы предали и не начали военных действий против Германии, а передовые немецкие части стали выдвигаться в направлении Кобрина и Волковыска, послу Польши в Москве была вручена нота, в которой сообщалось, что советское правительство больше не может связывать себя обязательствами договора от 18 марта 1921 года – Рижским миром, согласно которому Западная Белоруссия и Западная Украина вошли в состав Польши. 17 сентября 1939 года части Красной Армии получили приказ перейти советско-польскую границу и начать освободительный поход в западные белорусские и украинские земли.
Польские историки оценивают договор между СССР и Германией от 23 августа 1939 года как сговор против Польши. Большинство польских исследователей едины во мнении, что именно подписание пакта Молотова – Риббентропа создало условия для нападения фашистской Германии на Польшу 1 сентября 1939 года и стало важнейшим поводом для начала Второй мировой войны. В этой связи вступление войск Красной Армии на территорию Западной Белоруссии и Западной Украины однозначно трактуется как оккупация польских земель.
До сих пор нет однозначного отношения к тем далеким событиям и у наших земляков. Так, в своей книге «Записки западного белоруса» уроженец наших мест И.П. Данилов высказывает мнение о захвате, оккупации советскими войсками польских земель Полесья, в том числе Дрогичинского края. Автор считает данную территорию неотъемлемой частью Польши.
Данную точку зрения разделяют немногие местные жители пожилого возраста, у которых с Польшей связаны светлые воспоминания о школьном детстве и относительном благополучии. Совершенно иное мнение мне доводилось слышать от сотен очевидцев тех событий. Я бы свел их воспоминания, рассказы к одной фразе: «Мы не стали для Польши своими, и Польша не стала для нас своей».
И все-таки – оккупация или освободительный поход? Наши люди действительно осознавали себя поляками или же белорусами, ожидавшими воссоединения с БССР?
Сергей ВОЛОСЮК,
учитель истории СШ №1 г.Дрогичина
