Миновав Новую Попину, поворачиваем направо и движемся в направлении деревни Селище. По левую сторону дороги, совсем недалеко от поворота, расположилось несколько хуторских изб. В одной из них и коротает свой век 86-летняя Вера Кондратьевна Каминская.
Женщину застали во дворе. Она вышла из дома «глотнуть свежего воздуха и послушать тишину». Жизнь в уединении не сделала ее подозрительной и недоверчивой к чужим людям, и нас, незнакомцев, она встречает радушной улыбкой и на удивление звонким голосом. А еще, как мы замечаем, у бабушки, несмотря на возраст, – хороший слух, зоркий глаз, пытливый ум и прекрасная память. Вера Кондратьевна приглашает в дом, в котором все скромно, но очень тепло и опрятно. По пути в избу пожилая пенсионерка не перестает удивляться, за что ж ей такое внимание, стараясь пояснить при этом, что она ж «совсем неграмотная. Но то, что когда-то учила, не забыла, а денег хоть мешок дай – посчитаю».
В доме, присев напротив выбеленной и жарко натопленной печки («о дровах зять, муж дочери Марии, позаботился»), моя пожилая собеседница начинает рассказывать, что по отцу ее фамилия – Мотузко, и родилась она 12 июля 1930 года, в праздник святых апостолов Петра и Павла, в деревне Заречка. А потом им «намеряли» землю возле Великого Леса, и Верины родители с детьми переселились на хутор. Там и застала война. Женщина помнит, что в деревне, в большом крестьянском доме, открыли школу, и занятия там вел учитель Зорко. Учеба длилась совсем недолго, но за это время Вера успела выучить стихотворение «В лесу родилась елочка, в лесу она жила, зимой и летом стройная, зеленая была», которое помнит и с удовольствием рассказывает во время нашей беседы.
Через несколько месяцев учитель Зорко ушел в партизаны, и Верина учеба на этом завершилась. На хуторах стали появляться немцы, которые подозревали крестьян в связях с партизанами. После того как оккупанты учинили расправу над их соседями, семья Мотузко, собрав нехитрые пожитки, ушла жить в лес.
– Так настрадались, что и вспоминать страшно. Зимой в лесу на сосновых ветках под телегой спали. Спасала перина, которой укрывались. Утром раскроем глаза, а телега снегом засыпана. Прогребем его – и вылезаем. Однако ж переждали беду, никто не простудился и болезнь никакая не пристала. С тех пор, может, я и стала такой закаленной, – рассказывает о пережитом женщина.
После войны Вера вышла замуж за местного парня. Но жизнь складывалась трудно: первые два сыночка и дочка супругов умерли, не достигнув и года. «Думала, что с ума сойду, хороня детей. А потом как-то все наладилось, и еще семеро деток родила. Растить их было ох как трудно! Придет бригадир – зовет на работу. Так я застелю старшим пол, оставлю еды, а люльку с младшим подниму повыше – и бегу в колхоз. Тогда декретных отпусков не давали, каждый как мог с детьми выкручивался. Я ж нередко на попечение Божьей матери их оставляла, и все, слава Богу, выросли», – говорит моя собеседница.
Вера Кондратьевна вспоминает, что у ее родителей было неплохое хозяйство. И когда начали создавать колхозы и обобществлять имущество, отец, чтобы его не причислили к кулакам-единоличникам, быстренько разобрал хороший сарай и из тех бревен соорудил дочери жилье на хуторе. А со временем хуторян стали сгонять в деревню, и супруги Каминские купили домик по дороге на Селище, где растили, выдавали замуж, женили и отправляли в самостоятельную жизнь детей и где Вера Кондратьевна и поныне хозяйничает.
В жизни В.К.Каминская научилась терпеть нужду и бедность, а самым зажиточным и благополучным хуторянка считает то время, когда ее муж Николай устроился пасти колхозный скот в соседнем, Кобринском, районе. Там ему кроме денег в сезон бесплатно давали «две тонны сена, тонну соломы, полторы тонны картошки и тонну зерна». Вот тогда, как говорит женщина, они и разбогатели, потому что и домашний скот было чем накормить, и дети были сыты…
Муж Веры Кондратьевны был ее ровесником и ушел из жизни аккурат в день 80-летия супруги. «У меня юбилей, а он мне такой подарок сделал, – сокрушается пожилая пенсионерка. – Я долго плакала и горевала, что одна остаюсь, хотя умом понимала: плачь – не плачь, а назад хозяин не возвратится. Так и живу одна… Дочка Мария к себе зовет. А я отказываюсь, не хочу, чтоб моя хатка, в стенах которой я и радовалась, и горевала, без меня страдала», – поясняет наша собеседница.
В этом году хуторянка впервые попала в больницу, и сразу – в реанимацию. «Кинулась среди ночи и чувствую, что память и речь теряю. А у нас с соседкой Иосифовной уговор: если кому плохо – день или ночь – идем и стучимся в окно. Взяла палку, доковыляла к ней, а объяснить уже ничего не могу. Та догадалась, что спасать меня надо. Приехали дети, завезли в больницу, в реанимацию. Медики так уже бегали и суетились возле меня – дай Бог им здоровья, так старались с того света вытащить. Получилось! Оказалось – клещи меня заели: и в носу были, и к телу присосались. Я накануне огород свой полола, целый день на улице провела. А у нас здесь вон какие заросли! Теперь, если доживу до весны, остерегаться уже буду»,– вспоминает тот случай Вера Кондратьевна.
Спрашиваю 86-летнюю пенсионерку о том, не скучно ли ей в своем хуторском доме, где нет даже телевизора?
– Как только скука наваливается – стану помолюсь, выйду, поработаю, а как вспомню, как страдала, как много трудилась – то сегодняшняя жизнь и вовсе не в тягость кажется. Дети выросли, на работу никто не гонит, пенсию приносят: я к роскоши не привыкла – мне всего хватает. И телевизор мне совсем без надобности, – рассуждает бабушка Вера. – Я не с ящиком, а с людьми стараюсь общаться. По воскресеньям выхожу на автобус и в Дрогичин на базар еду. А так беру палку в руки и в Ляховичи иду: полтора километра – туда, столько же – обратно на хутор. В деревне хлеба куплю, а затем перейду дорогу, и в церковь
зайду, свечечку поставлю, к иконкам приложусь. На праздник, на Миколу-зимнего, тоже в храме была: поисповедалась, причастилась и домой вернулась.
– А не боитесь одна в такую дорогу отправляться? Вдруг плохо станет, кто поможет? – допытываюсь у своей собеседницы.
– Господь мой заступник и помощник, и под его защитой я ничего не боюсь, – уверенно говорит хуторянка. – И смерти – тоже. Страшно будет только пред Богом предстать и за грехи свои ответить…
Бабушка ведет меня в комнату, где в красном углу, на большом столе, устланном нарядной скатертью, хранится главное ее богатство: иконки, восковые свечи, святая вода и потрепанный – еще со времен войны – молитвослов…
– А зачем вам книга, вы ж все равно читать не умеете? – удивленно спрашиваю свою пожилую собеседницу.
– А мне и не надо уметь читать, чтобы верить: Боженька меня и так жалеет и милует, – с убеждением говорит хуторянка.
И почему-то возражать ей совсем не хочется…
Галина ШАФРАН
Фото автора
